В этом году знаковый момент для истории Америки – первый раз на пост президента утверждена кандидатура женщины и, возможно, уже осенью она станет первым президентом-женщиной США. Публикуем воспоминания про человека, который вырастил Хилари – ее маму. Эмоциональная глава из мемуаров «Сложные решения», выпущенных в 2014 году, никого не оставит равнодушным.
Когда я впервые взяла Челси на руки в больнице Литл-Рок, поняла, что моя главная миссия в жизни — сделать все для ее благополучия. Она выросла, зажила собственной жизнью, и мои обязательства перед ней изменились. Сейчас дочь сама мама, а я осваиваю амплуа бабушки. И естественно, много думаю о собственных отношениях с мамой, о том, чему она меня научила. Я стала госсекретарем, когда маме было под девяносто. Последние несколько лет она жила с нами, потому что была уже слишком пожилой, чтобы самостоятельно вести хозяйство в квартире с видом на вашингтонский зоопарк. С одной стороны, мне посчастливилось скрасить остаток ее долгой жизни, с другой — я чувствовала себя обязанной обеспечить ей заботу и комфорт. В годы моего детства в Парк-Ридж, Иллинойс, мама дала мне столько беззаветной любви и поддержки, что теперь пришел мой черед ее содержать. Впрочем, мне бы никогда не пришло в голову произнести это слово при ней: Дороти Хоуэлл Родэм неистово ценила свою независимость. Сама мысль, что она может стать кому-нибудь обузой, была ей невыносима.
Общение с ней всегда служило мне вдохновением, особенно в трудный период после президентской кампании 2008 года (Клинтон была одним из двух главных кандидатов от Демократической партии, однако по итогам праймериз финальный выбор сделали в пользу Барака Обамы. — Прим. Tatler). Возвращаясь домой после долгого дня в Сенате или Госдепартаменте, я усаживалась рядом с ней за кухонный стол, и заботы отступали.
Мама любила детективные романы, мексиканскую кухню и «Танцы со звездами» (однажды нам даже удалось привезти ее на запись передачи), а больше всего — своих внуков. Школа моего племянника Зака Родэма находилась от нас в пяти минутах, и он часто забегал навестить бабушку. Время, проведенное с Фионой и Саймоном Родэмами, младшими из внуков, доставляло ей громадное наслаждение. Для Челси она стала одним из самых близких людей. Мама помогала ей благополучно преодолеть трудности взросления под прицелом фотокамер, а когда дочь подросла, поощряла интерес к общественной деятельности и благотворительности.
В девяносто лет мама не утратила веру в социальную справедливость. Ее идеалы сильно повлияли и на меня в пору моего взросления. Мне нравилось, что моей дочери она сумела внушить то же самое. Мне кажется, я никогда не видела маму такой счастливой, как на свадьбе Челси. Она гордо шла по церкви под руку с Заком, светясь от радости за любимую внучку.
Мамино детство оказалось омрачено разлукой с родителями. Они развелись, когда две дочери были совсем малышками. Ни мать, ни отец не хотели заботиться о детях, поэтому девочек посадили на поезд до Альгамбры, городка у гор Сан-Габриел к востоку от Лос-Анджелеса, где жили их бабушка с дедушкой. Старики отличались суровым нравом и не любили детей. Однажды на Хэллоуин маму поймали за выпрашиванием конфет (что было строго запрещено) и на год посадили под домашний арест, разрешив выходить из своей комнаты только в школу. Ей не разрешали есть за общим столом и играть во дворе.
К четырнадцати годам такая жизнь маме окончательно опротивела. Она ушла из дома и устроилась няней и домработницей к одной добросердечной женщине в Сан-Габриеле, которая предоставила ей стол и кров, платила три доллара в неделю и настояла, чтобы мама продолжила учебу. Впервые в жизни мама увидела, как любящие родители заботятся о своих детях, и это ее потрясло. После школы мама вернулась в Чикаго в надежде восстановить отношения с родной матерью. К несчастью, ей это не удалось. Она пять лет проработала секретаршей, пока не встретила моего отца Хью Родэма и не вышла за него замуж, стала домохозяйкой и посвятила себя любви и заботе обо мне и двух моих младших братьях.
Когда я подросла и начала кое-что понимать в жизни, я задала маме естественный вопрос: как ей удалось пережить все это и не озлобиться, не очерстветь душой? Как она, с ее неблагополучным детством, смогла стать такой любящей и такой уравновешенной женщиной? Ее ответ я никогда не забуду: «В каждый трудный момент своей жизни я встречала людей, которые были добры ко мне».
Эта доброта могла показаться ничего не значащей мелочью, но на самом деле имела огромное значение. Например, учительница начальной школы, заметившая, что у девочки никогда не было денег на молоко, каждый день покупала два пакета со словами: «Дороти, мне этого многовато, хочешь второй пакет?» Или женщина, которая дала маме работу и позаботилась о том, чтобы она окончила школу. Однажды она обратила внимание, что у мамы всего одна блузка, которую приходится стирать каждый день. «Дороти, эта кофточка мне мала, а выбрасывать жалко. Не хочешь взять себе?» — спросила она.
Даже в девяносто мама оставалась на удивление энергичной и жизнерадостной. Но здоровье начало ее подводить — появились проблемы с сердцем. К осени 2011 года я уже боялась оставлять ее одну. В вечер Хэллоуина, тридцать первого октября, я готовилась к отлету в Лондон. Моя команда была уже на борту, ждали только меня. В этот момент мне позвонили и сказали, что маму увезли в госпиталь университета Джорджа Вашингтона. Я отменила поездку и помчалась туда. Билл, Челси и ее муж Марк приехали из Нью-Йорка, а мои братья с женами — Хью с Марией и Тони с Мэган — прибыли так быстро, как только смогли. Мама всегда была борцом, но в этот раз все было кончено. Я сидела у ее кровати и держала за руку в последний раз. Никто на свете не повлиял на мою жизнь и личность так, как она.
В 1993 году я потеряла отца; мне казалось, что он ушел слишком рано, и было больно от мысли о том, сколько еще он мог бы увидеть и сделать. В этот раз все было по-другому. Мама прожила долгую, насыщенную жизнь. И плакала я не потому, что она чего-то не успела, а потому, что мне будет ее не хватать. В следующие дни я разбирала ее вещи, листала книги, рассматривала старые фотографии, перебирала любимые драгоценности. В какой-то момент обнаружила себя в нашем любимом уголке, рядом с ее пустым креслом. Все бы отдала за возможность еще хоть разок поговорить с ней, еще хоть раз обнять. Мы организовали дома скромную поминальную службу, пригласив близких родственников и друзей. Провести ее мы предложили преподобному Биллу Шиллади, венчавшему Челси и Марка. Дочь произнесла очень трогательную речь. Я прочла отрывок из Мэри Оливер, чьи стихи мы с мамой очень любили.
Стоя рядом с Биллом и Челси, я сказала маме последнее «прощай» и вспомнила мудрые слова, которыми она поделилась со мной в свои последние годы. Они в полной мере описывали ее жизнь и то, как я надеялась прожить свою: «Я любила, и меня любили, а остальное — просто музыка на заднем плане». Я смотрела на Челси и думала, как сильно мама ею гордилась. Мама всю жизнь посвятила тому, чтобы окружить близких заботой и поддержкой. Я знаю, будь она сейчас с нами, то и нас побуждала бы к этому. Не почивать на лаврах. Не отступать. Не оставлять попыток сделать мир лучше. Это наше дело.