Он погиб, а я осталась
Важливо знати

Он погиб, а я осталась

Он погиб, а я осталась.

 

Я давно думала над тем, чтоб описать свои переживания после смерти мужа, то, как я по кусочкам собирала себя и переставала думать о том, что самоубийство — это не так уж и страшно. Не могла себя заставить записать, проговаривала целые куски и забывала о них. Сейчас могу, и это для тех, кто тоже прошел по этом пути или пройдет по нему. Бывает по-разному, чей-то опыт может помочь, а значит, надо говорить.

 

Бывают люди, которых категорически не умеешь жалеть. Они просто не созданы для жалости и вызывают любые чувства и эмоции, но только не жалость. Цельные, крепкие и умеющие создать вокруг себя ощущение, что все под контролем, ведь он с тобой. Паша был именно таким. Даже когда чего-то не умел или не знал, “сжал зубы, морду кирпичом и вперед”. Он всегда так говорил, когда что-то не получалось, — пытался понять, найти, разобраться. Был очень сильным, готовым браться за любые сложности, работать без отрыва и усталости. С ним было и как с вождем, который всегда вперед, и как с человеком, который всегда сделает костер и принесет воды, даже если поход был длинный, день сложный и не его очередь обустраивать лагерь.

 

Когда он умирал, я была рядом. Над трещиной в леднике вечер и полночи ждала спасателей.

 

Была пурга, очень холодно, но даже тогда я не верила, что это всерьез. С ним не могло ничего случиться, он сильный, он выдержит, поэтому я буду сидеть и звать его. Пришли спасатели, прилетел вертолет, но было поздно.

А еще мы были парой. По-настоящему, когда один говорит, второй продолжает, когда одновременно решили смотреть один фильм, учить испанский, любили похожую музыку и всегда знали “пока мы вместе, любое испытание — это только новый вызов”. Мы менялись друг под друга: оба ходили в тренажерку, работали в одной профессии, ходили в походы и были уверены, что частный дом — это наш выбор. Что лучший отдых — походы, а “Семь вершин” без Эвереста — наша цель. Но я не любила компьютерные игрушки, а Паша фильмы об обычной жизни.

Не знаю, что должно было произойти, чтобы мы не простили это друг другу. Потому что прощали и глупости, и грубости, и он прощал мне склоки, а я его манеру забывать о подарках к праздникам. Все было неважно — вместе, любим, Андрюша родился, дом построили и все будет круто. И “не если, а когда”. Когда его не стало, меня долго клонило на один бок — была опора, а сейчас нет. Не могла спать, когда на его половинке ничего не было. Поэтому там спали подушки. И долго всерьез договаривалась с Богом: давай мы вернем все назад, он выживет, а я через пару месяцев, рассказав все и устроив все дела, умру. Он сильней, он справится лучше с жизнью в одиночку.

 

Долго думала о том, что если сейчас на наш дом нападут и все закончится, долго думала о том, как легко разогнаться и с моста в реку. О том, что если бы не Андрюша, можно было бы лечь и не вставать.

Спустя год с лишним я перестала так думать — если тогда погиб он, а я осталась (провалились мы в одну трещину, но я по бедра, а он на 30 метров вниз), значит, это было нужно.

Но как жить с этим?

В “Унесенных ветром”, когда Скарлетт теряет первого мужа, ей рассказывают, что надлежит или не надлежит делать вдове. И вот правила и формальный траур, который бы четко показывал, что с тобой произошло и почему ты такая, плюс запрет на те или иные действия и формализация поведения окружающих — все это в первый год я посчитала бы благом.

Потому что часть людей будет ждать, что ты на третью неделю после похорон должна быть как все, вести себя, как все, а на второй год выйти замуж.

И если первое время просто все равно, я была оглушена своим горем, то постепенно попытки забрать у меня право оплакать потерю начали вызывать раздражение.

И это кажется нелогичным, но раздражало и то, что не зовут с собой. А ты надеешься, что, может быть, веселая компания, какая-то поездка, особенно если можно взять ребенка, поможет пережить еще месяц и ты опять почувствуешь себя счастливой. А люди не знают, что с тобой такой делать. Да или просто никогда раньше ты не просила/не соглашалась/не хотела, вот и нет смысла.

С третьей стороны, ты не можешь объяснить, что то, что ты нормально выглядишь, работаешь, ешь, убираешь дома, играешь с ребенком, даже пьешь и рассказываешь анекдоты, не говорит о том, что ты нормальна. Потому что в любой момент перед глазами какой-то фрагмент, замерзли руки или свет луны на снегу, и тебя опять нет.

Первое время вокруг меня было много людей, за что им огромное спасибо. Но нельзя жить все время, как на пожаре, — рано или поздно надо возвращаться к обыденной жизни. Это нормально, это правильно, с этим надо учиться справляться.

Но вот только ты продолжаешь жить с пустотой в груди и каждый день приходить в дом, где его никогда больше не будет. И даже полтора года спустя отсутствие рядом взрослого, умного и интересного человека отдается серым чувством безысходности. Не хватает не фактической помощи, хотя и это тоже, а слов, шуток, разговоров, объятий и “все будет хорошо, ты справишься, я люблю тебя”.

 

Правда, “я люблю тебя” и объятия приходят от ребенка, и это чудесно.

Но только нет рядом того, кто поддерживал, обнимал и никогда не стеснялся говорить о любви. Да и с кем всегда можно было обсудить тысячу тем, кроме бытовых и рабочих задач и важной жизни детского садика и армии игрушек.

Хорошо, что родители рядом — есть с кем оставить ребенка, когда надо ехать в командировку, иногда возможность побыть  в компании, куда с детьми лучше не ходить, и можно приехать, и рядом будут любящие тебя люди.

 

Но большой проблемой стало то, что “своя жизнь” исчезла — мы любили гулять вдвоем (потом втроем), ходили в кино, смотрели кино дома и обсуждали потом, ездили в походы и просто поездки.

 

Делать это одной или невмоготу, или нет смысла. Поэтому большой поддержкой стали те друзья, кто и на второй год моей жизни хоть раз в месяц находит время приехать, позвать к себе, просто посидеть за чаем-кофе. И пытается втянуть меня в свою жизнь. И вот это очень важно, потому что именно это заставляет тебя чувствовать себя живой, веселой — среди людей и говоришь об интересном. Этого никто никому не должен, да и, надо учитывать, друг я сейчас невеселый и зацикленный на себе. Но хорошо, что такие люди рядом оказались.

Очень важно, что есть работа. Кроме того, что ты понимаешь, что у тебя есть деньги на жизнь, там ты занят нормальной деятельностью, общением с людьми, которые часто вообще ничего не знают о тебе. А быть просто функцией иногда полезно — они занятые, работающие, и им не болит. Плюс, если работа интересная, рано или поздно ею снова начинаешь интересоваться не по принуждению, а естественно.

 

Но даже когда тебе нормально, ты не чувствуешь радости, тебе не хочется смеяться, тебя ничего не зажигает.

Раньше мне было важно не пропустить Новый год, поесть сезонных фруктов, обязательно накупаться летом. Сейчас нет. Вот до сих пор все равно. Но первые полгода я не могла себя заставить ничем заинтересоваться. А искать ресурсы крайне важно, потому что ребенок подпиткой быть не должен — он родился не для того, чтобы быть моей батарейкой. И он маленький и остался без папы, ему самому надо создавать ресурсы. Обходится без них не получится — силы надо где-то брать.

Первое, что меня немного зацепило, — это косметические процедуры. У меня хорошая кожа, и я никогда не увлекалась этим. Но тут подписалась на одну группу и начала пробовать разное, искать сочетания и втянулась. Вторым неожиданным ресурсом стала машина — я училась водить, тренировалась и почувствовала себя в какой-то момент счастливой этой свободой передвижения. Третьим ресурсом стали клумбы на моем участке, да и весь он в целом. Сейчас пытаюсь заставить себя опять систематически заниматься спортом и хочу поехать куда-то дней на 10, куда-то, где смогу отвлечься полностью и найти себя новую.

Мне повезло — у меня была большая любовь, которая станет мне поддержкой, когда я перестрадаю свое.

Один мой друг говорит, что я пока не начала жить своей жизнью. Возможно, я боюсь этого, боюсь, что песок воспоминаний тогда окончательно рассыплется. Но рано или поздно это случится.

Текст и фото: Наталья Гузенко